Енот-хитрый зверь!

Приезжают к реке Смородине, видят —
по всему берегу кости лежат человечьи,
все кругом огнем сожжено,
вся земля Русская кровью полита.
У Калинова моста стоит
избушка на курьих ножках...
Русская народная сказка

В русских народных сказках не раз встречается Калинов мост на реке Смородине, где происходит бой героя с чудовищем: “Бой на Калиновом мосту”, “Иван Быкович”, “Иван крестьянский сын и мужичок сам с перст, усы на семь верст” и др.

К ним не раз обращались серьезные и авторитетные исследователи, решая вопросы скрытого в них смысла, но исчерпывающего ответа пока нет, и вовсе не вследствие недостаточности приложенных усилий, а по причине сложности и древности сказочной символики, значения которой теряются в глубине веков, так и норовя ускользнуть от понимания. Поэтому изучение и осмысление образов необходимо продолжать.

Река Смородина

Благодаря исследованиям талантливого ученого В.Я. Проппа в науке утвердилось мнение, что река эта представляет собой рубеж жизни и смерти, границу между мирами, между явью и навью. Вовсе не собираясь с этим спорить, рискну предложить для обсуждения вопрос: почему именно так она называлась и каковою силой обладала? Наиболее распространены следующие смыслы: огненная, дымная, смрадная, зловонная, наполненная нечистотами. Кроме того, корень связывается с понятием мора, смерти.

Сторонники такого подхода подчеркивают, что никакого отношения к растительной “тезке” река Смородина не имеет. С одной стороны, действительно, описывая “смород”, В. Даль отмечает в первую очередь значение “сильная духота, вонючий, удушливый запах, гарь, угар, чад, смердячий дух, особенно пригорелый”. Однако, с другой — он называет и смородину как куст/ягоду (прозванную так “от удушливого запаху ее”), а с третьей — и вовсе отсылает к понятию пчелиной матки (!).

В связи с этим нелишне заметить, что пчела в традиции наших предков связана, в частности, с образом Мирового чрева и происхождением людей (согласно мифологии, богиня Лада породила русичей от вибраций Небесного Пчельника). Она же являлась символом души (в том числе имела отношение к культу мертвых), а в христианской символике олицетворяет воскрешение и бессмертие души, сопровождает образы почитаемых в народе святых Егория и Ильи.

Кроме того, тот же Даль в другой словарной статье называет смородину ягодой-поречкой, то есть растущей по берегам рек. Вот к этой статье давайте и обратимся, тем более что речь в ней идет о самородности. Известно, что в древней письменности славян гласные опускались, поэтому вполне резонно предположить, что изначально смородина могла быть самородиной. Тогда одноименная река могла означать поток древний, ведущий отсчет своего существования от первичных сил мироздания.

При этом совершенно отчетливо просматривается смысловая близость слова к понятию самородок, под которым с давних пор понималось природное в противопоставление искусственному, а также обозначался носитель особых талантов и качеств. Что и говорить, русло Смородины — место необычное, знаковое, и не зря же именно здесь сражались с чудовищами, угрожавшими Руси святой, былинные богатыри и сказочные герои.

С конца XIX века и до наших дней энтузиасты-исследователи отыскивают легендарную водную артерию на карте европейской части России, Кавказа и Украины. Топонимические ориентиры, то есть географические названия, близкие упоминавшимся в сюжетах былин и сказок, находят, в частности, в Курской, Смоленской, Ленинградской областях, в Приэльбрусье и в Москве.

Любопытно, например, что название реки Сестры, протекающей в окрестностях Петербурга, имеет финское происхождение. Оно образовано от Систерйоки (“систер” — смородина, “йоки” — река). Заметьте, имеется в виду смородина растительная. А согласно “Пантеону российских государей”, князь Олег в 880 году прибыл на Москву-реку, которая звалась тогда Смородиной (или Самородиной). И по сию пору на юго-западе столицы, в Тропаревском лесопарке, протекает речка, название которой имеет две транскрипции: Смородинка и Самородинка.

Вовсе не для того, чтобы настаивать на “московитском” приоритете, а для характеристики образа мифической реки стоит привести фрагменты из старинных исторических песен. Так, в записи Кирши Данилова (XVIII в.) герой песни “Молодой солдат утонул в Москве-реке, Смородине”, отправляясь на службу царскую, воинскую, прибывает на берег реки и обращается к ней так:

А и ты, мать быстра река,
Ты быстра река Смородина!
Ты скажи мне, быстра река,
Ты про броды кониные,
Про мосточки калиновы,
Перевозы частые!

И получает от нее такой ответ:

Провещится быстра река
Человеческим голосом,
Да и душой красной девицей:
“Я скажу те, быстра река,
Добрый молодец,
Я про броды кониные,
Про мосточки калиновы,
Перевозы частые:
Со броду кониного
Я беру по добру коню,
С перевозу частого —
По седелечку черкесскому,
Со мосточку калинову —
По удалому молодцу,
А тебя, безвремянного молодца,
Я и так пропущу”.

Благополучно достигнув другого берега и отъехав на пару верст, незадачливый путник стал “своим глупым разумом” похваляться тем, как удачно переправился, а вместо благодарности сравнил Смородину, имевшую славу неприступного препятствия, с дождевою лужей. Позвала тогда река хвастуна обратно, сославшись на недостаточное его вооружение и предрекая скорую встречу с врагом, а когда он стал возвращаться, оказался в омуте…

Взмолился бедолага и услышал в ответ:

Не я тебя топлю,
Безвремянного молодца,
Топит тебя, молодец,
Похвальба твоя, пагуба!

Этот сюжет явно демонстрирует не только волшебные свойства реки, но и ее полномочия в решении вопроса о жизни и смерти, а также показывает великодушие, с одной стороны (при первой переправе), и строгость наказания за проступок — с другой. Заметьте, герой ничуть не усомнился в предсказательных способностях собеседницы, да и обращался к ней уважительно, называя “мать быстра река”.

В ряде повествований к Смородине обращаются за предсказанием. Так, в эпическом сюжете “Князь Роман и братья ливики” описывается обряд:

Собирал он силы девять тысячей,
Приходил он ко реке ко Смородине.
Сам говорил таковы слова:
“Ай же вы, дружинушка хоробрая!
Делайте дело повеленое:
Режьте жеребья липовы,
Кидайте на реку на Смородину…
Которой силе быть убитой”.

Стало быть, вещей была та река. Она упоминается и в ряде былин (“Первый бой Ильи Муромца”, “Илья Муромец и Соловей-разбойник)”, но нигде не говорится об огненной природе. Судите сами: “река Смородина бурливая, болота, топи глубокие…”; “Так дошел Илья до речки Смородиной. Течет река широкая, бурливая, с камня на камень перекатывается”. И в сказках “Иван Быкович”, “Иван — крестьянский сын и чудо-юдо” нет огненной характеристики.

Все это свидетельствует о том, что смрадность /огненность как ведущие характеристики образа Смородины, какими бы устойчивыми ни представлялись, все-таки не могут считаться единственной версией, претендующей на истину. По крайней мере, стоит допустить многозначность древнего символа.

Такое допущение уместно хотя бы потому, что с течением времени не раз случалось, что образы, изначально бывшие самостоятельными, смешивались. Подобное имело место еще в античные времена: в поздний период греки и римляне стали путать реку Стикс (через которую переправлялись души умерших) с двумя другими, вытекавшими из Аида: Летой (рекой забвения) и Ахероном (рекой скорби). Вот и Смородину иногда называют то Забыть-рекой, то Пучай-рекой, хотя достаточных доказательств того, что все эти названия относятся к одной и той же реке, нет.

Калинов мост

Коль скоро река Смородина представляет собой границу между мирами, то, стало быть, мост через нее — путь перехода из одного мира в другой. Этот объект тоже с давних пор привлекает внимание исследователей. Так, еще в XIX веке знаток русских сказок А.А. Потебня высказал идею, что этимология Калинова моста связана со словами калить (сильно нагревать) или калеть (коченеть, цепенеть от жара или стужи). Обосновывая свою точку зрения, он ссылался на неслучайные эпитеты к калине, по значению близкие к огню: красная, жаркая и пр. Правда, впоследствии автор отказался от собственной догадки, выдвинув другую версию, согласно которой Калинов мост был металлическим.

Академик Б.А. Рыбаков объяснил исходную сущность понятия “калинов мост” следующим образом: “Мост, по которому пойдет массивное мифическое чудище, изготовлен из калины, мелкого и крайне непрочного кустарника, абсолютно непригодного для каких бы то ни было построек. Ветками калины можно только прикрыть, забросать что-либо, но не строить из них... Не думаю, что будет большой натяжкой признать в этих сказочных приметах чудища обрисовку древнего мамонта (или мамонтов), загнанного огненной цепью загонщиков в ловчую яму, в подземелье, замаскированное ветками кустарников калины”.

Но если так, то почему о калиновом мосте поется в свадебных песнях, в невестиных причитаниях, девичьих напевах? И в опере П.И. Чайковского “Евгений Онегин” в качестве образа народной женской песни звучит:

Уж как по мосту-мосточку,
По калиновым досочкам!
Вай-ду, вай-ду, вай-ду, вай-ду,
По калиновым досочкам...

В сказании “Гость Терентище” из сборника упоминавшегося уже Кирши Данилова тоже фигурирует этот образ:

Он будет, Терентище,
У честна креста Здвиженья,
У жива моста калинова…

Стоит упомянуть, что “живы мосты калиновы” существовали исторически. Так назывались наплывные переправы, гати. В частности, в Москве первоначально таковыми были Крымский, Яузский и другие мосты. Живыми они назывались оттого, что деревянные настилы разбирались перед весенним половодьем.

Но все-таки: при чем же здесь именно калина? Попробуем разобраться в этом, обратившись не к этимологии, а к символике дерева. О ней сложено немало народных сказаний. Украинцы, например, из века в век передают историю о том, как татаро-монгольское войско взяло в проводники девушек, которые завели их то ли в непроходимую чащу, то ли в болото. Закололи супостаты героинь саблями, и на месте их гибели выросла калина с ягодами-кровинками. Другое предание рассказывает, как в галицких землях покончила с собой Оленочка, которую брат хотел продать туркам, те с досады порубили ее тело на куски, и тогда калиновые рощи расколыхались от великой печали.

Существует легенда, что когда-то ягоды калины были слаще малины. Но однажды юная красавица полюбила гордого кузнеца, который не замечал ее и часто бродил по лесу. От отчаяния она решила сжечь тот лес, и когда жестокосердый наведался туда, все уже сгорело. Лишь под кустом калины сидела заплаканная девушка. Глянул на нее кузнец и полюбил, и до самой смерти видел в жене красавицу, потому что одарила его калина умением отвечать на любовь и ценить ее. Но ягоды ее с тех пор стали горчить — как слезы неразделенной любви.

Калина с самых древних времен олицетворяла красоту и девственную любовь. Ее выращивали возле хаты — на счастье. Она была непременным атрибутом свадебного ритуала, начиная с украшения горницы и обрядовых калачей ветками, венками и ягодами и кончая оглашением доказательств невинности новобрачной. Обряды похорон калины при замужестве означали принесение девственности в жертву во имя продолжения рода. Брокгауз и Эфрон, исходя из исследований того же А.А. Потебни, утверждают, что “Калиновые мосты — обычное, постоянное общее место в свадебных песнях (мост — соединение, связь)”. Позднее это дерево стало символом женщины и любви вообще.

С другой стороны, калина была погребальным, памятным деревом и высаживалась на могилах воинов, павших в боях за родину или безвременно погибших возлюбленных. Считалось также, что калина способна видеть, слышать и думать. Наши предки верили, что она помогает от сглаза и нечистой силы, успокаивает и облегчает душу. “Если тебе тяжело, горько от судьбы своей, обними калину-матушку, проведи несколько раз рукой по ее стволу, поведай-открой все тайны свои горькие, прижмись к ней осторожно, не поломав веточек, сразу станет легче на душе” (любопытно, что настой из ягод калины и в наши дни применяют в качестве успокоительного средства при неврозах).

Народ относился к калине как к священному, сакральному растению, так что мост неслучайно был назван в ее честь. И в бою богатыря с чудовищем на границе миров, Жизни и Смерти, и при переходе из девичества в замужество происходило умирание прежнего состояния и рождение нового. И ратный подвиг, и свадьба — инициация, посвящение. Калина при этом выступает защитницей, заступницей, помощницей. Во всяком случае основанием для подобной версии является символическое значение глубоко почитаемого древними славянами дерева.

* * *

Воссоздание изначальных смыслов сказочной символики является не просто предметом исторического интереса. Оно безусловно важно для психологов и педагогов, поскольку народные сказки связывают нынешние поколения с давно ушедшими прочными нитями бессознательного, а заложенные в них символы, помимо воли и сознания читателей и слушателей, находят отклик в их душе.